В мае 325 года около трехсот епископов из разных областей империи прибыли по приглашению императора Константина Великого в город Никею. Им предстояло безотлагательно разрешить чрезвычайно важный вопрос, уже несколько лет смущающий умы верующих. и нарушающий единство христианского мировоззрения касательно одного из основных моментов христианской веры. Положение было серьезным: самая сущность вероучения оказалась под сомнением, мнения разделились на противоположные и несовместимые, причем, как это часто случается и до нашего времени, от теоретических разногласий участники богословских диспутов незамедлительно переходили к личным качествам оппонента (как писал, правда, несколько позже, св. Василий Великий в письме о еретиках «Как же быть правой мысли у того, у кого и ноги кривы?»), далее следовали взаимные обвинения в пособничестве антихристу, и тут уж становилось не до церемоний: дело доходило и до рукоприкладства. Без преувеличения можно сказать, что христиане оказались разделены на два противоборствующих лагеря.
Естественно, такое положение дел не могло понравиться императору Константину, стремившемуся к созданию сильной империи и видевшему в единой вере мощный фактор укрепления страны. Уверовав по чудесному знамению свыше (накануне решающей битвы Константин увидел во сне знак Креста с надписью «Сим победишь» и, соорудив наутро знамя с крестом, действительно, наголову разбил врага), император провозгласил христианство государственной религией, могущей, как он считал, объединить всех граждан под знаком веры Христовой. Гонения и казни, преследовавшие христиан с самого возникновения первохристианской общины, прекратились, и впервые за последние триста с лишним лет можно было надеяться на мирное и спокойное исповедание христианской веры под защитой сильного христианского государства.
Мечты императора о достижении единства подданных не оправдались: едва получив официальное признание со стороны власти и статус государственной религии, христианство оказалось разодранным надвое, выдающиеся богословы неистово и непримиримо спорили между собой, верующие примыкали к одному из противостоящих лагерей, оказываясь вовлеченными в борьбу, доходящую временами до открытых восстаний и уличных стычек. О единстве не было и речи. Для прекращения распри, ослабляющей государство и наносящей вред самой христианской Церкви, и был созван собор. Епископам предстояло рассмотреть аргументы обеих сторон и на основании доказательств, приводимых каждым из противников, вынести вердикт об истинности одного из догматов веры.
Какой же вопрос так взбудоражил христианский мир?
Речь шла об учении Ария, широко распространенном в четвертом веке и сохранившем свои позиции у некоторой части христиан вплоть до седьмого века.
Вопреки распространенному убеждению, что религия, в отличие от науки, не нуждается в доказательствах и зиждется на постулатах, то есть на утверждениях, априорно принимаемых в качестве аксиом, история развития богословской мысли свидетельствует о непрерывном, напряженном поиске истины. Разумеется, некоторые положения христианской веры воспринимаются как самоочевидные. Но ведь и научное знание базируется на некоторых общих принципах, принимаемых без доказательств – например, тезис об объективном, независимом от сознания человека существовании мира. Или убеждение в наличии законов мироустройства и их подвластности человеческому познанию – без такого убеждения занятия наукой вряд ли возможны, однако в рамках естественнонаучного знания оно недоказуемо; впрочем, оно настолько очевидно и всеобъемлюще, что и не требует доказательств, а принимается на веру. Так что наличие некоторых всеобщих изначальных постулатов свойственно в равной мере и научному, и богословскому знанию, точно так же, как и требование убедительных доказательств правильности более частных утверждений. Обширная полемика, охватывающая практически всю сферу христианского учения, изобилует доказательствами верности тех или иных суждений, аргументами в пользу одних богословских мнений, опровержениями неверных, с точки зрения авторов, представлений. История вселенских соборов – это история формирования догматов христианского вероучения на основе изучения различных, зачастую противоречивых, воззрений – одни были провозглашены верными, другие отброшены как ложные; в любом случае решению собора предшествовал кропотливый анализ доказательств истинности положений вероучения.
Правда, по словам протоиерея Сергия Булгакова, бывали случаи, когда решение собора определялось не убедительностью доказательств, а совсем иными причинами. В качестве примера он приводит седьмой Вселенский собор: несмотря на убедительные доказательства и логическую непогрешимость позиции иконоборцев, Собор принял решение о восстановлении иконопочитания. «Соборы не суть парламенты мнений, где они принимаются на основании большинства», — пишет о. Булгаков (Прот. Сергий Булгаков. «Православие: Очерки учения православной церкви». М., Терра, 1991, с.168). И далее: «Сам Дух Святой, живущий в Церкви, указует пути к единогласию, для которого и соборное постановление есть только средство» (там же, с.183). Как мы увидим, это не единственный случай, когда соборные постановления принимались вне зависимости от стройности логических построений и вескости аргументов…
Какие же аргументы приводились в защиту своих позиций сторонниками и противниками арианства? В чем состояла сущность христологического спора, разделившего христиан во время правления императора Константина Великого?
Арий полагал, что Христос был Сыном Божиим по усыновлению и по благодати. Он сумел достичь такого уровня духовного совершенства, что Бог усыновил Его и принес в жертву, чтобы спасти человечество от власти греха. Высочайшие духовные качества, жертвенная миссия дали Христу возможность стяжать бессмертие. Поскольку Иисус был человеком – величайшим из людей, безгрешным, совершенным, но человеком, – постольку этот путь открыт также и для нас. Если бы природа Христа была Божественной, было бы нелепо стремиться брать с Него пример. Невозможно пытаться подражать Богу, совершенному по своей природе. Однако Иисус «возрастали укреплялся духом, исполняясь премудрости» (Лк 2:40-47), и Его безгрешность – плод Его нравственных усилий, Его стремления к Богу, результат непрерывного духовного выбора. Значит, выбрав путь нравственного совершенствования, одержав победу над собственным эгоизмом, возрастая в добродетели, и мы можем, с Божией помощью, сделаться сынами и дочерьми Божиими.
Арий утверждал, что Сын не может быть во всем равен Отцу – в этом случае уничтожается сам смысл понятий «Отец» и «Сын». Нельзя представить себе, что Всемогущий, Всеведущий, Вечный Господь, создавший небо и землю, сотворивший вселенную из ничего, воплотился в бренной материи и жил под видом обыкновенного смертного в израильской земле. Очевидно, что когда Иисус восклицает «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» (Мф 27:46), Он обращается не к Самому Себе. Когда Христос объясняет, что никто не знает времени второго пришествия Сына Человеческого, «ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один» (Мф 24:36) — Он говорит так не из скромности. А слова «Отец Мой более Меня» (Ин 14:28) абсолютно недвусмысленны и уж вовсе не поддаются никаким изощренным толкованиям.
Арию возражал святой Афанасий Александрийский. По его мнению, все вышеприведенные доводы не просто ошибочны, но пагубны по самой своей сути, поскольку искажают смысл Священного Писания и сводят на нет таинственную сущность христианской веры. Разумеется, непредставимо, чтобы Творец мироздания воплотился среди смертных и предал себя в руки земных правителей. Тем не менее, именно воплощение было единственным способом спасти человечество от духовного и физического вырождения. Ради нашего спасения, из любви к человечеству Бог совершил именно немыслимое и непредставимое: облекся человеческой плотью. Если бы Христос не обладал всей полнотой Божественности, Он не смог бы нас спасти. И если мы отказываемся верить, что Он истинный Бог, мы недостойны спасения.
Таким образом, вопрос выходит за рамки чисто теоретического богословского диспута. Согласившись с арианами, христианство утратит надежду на спасение, миллионы людей останутся подвержены вечному проклятию, и сама искупительная жертва Христа окажется принесенной напрасно. Святой Афанасий был убежден, что взгляды ариан несут погибель человеческому роду, а их внешняя убедительность – не более, чем уловка дьявола. И хорошо известно, чем заканчивается стремление пойти на компромисс или даже попытки вести диалог с лукавым…
Первый Никейский собор внял доводам святого Афанасия. Арианство было осуждено, а Арий и те, кто остался верным его взглядам, преданы анафеме.
Принять такое решение было, конечно же, непросто – работа собора продолжалась с мая до конца августа. Доказательства, приводимые сторонниками Ария и его противниками, множились, епископы уточняли термины, разбирали аргументы обеих сторон. Один из участников дискуссии, не в силах найти более сильный аргумент, дал Арию затрещину (этим защитником истинной веры был один из самых почитаемых в мире святых – Николай Мирликийский чудотворец). Другой прославленный святой, Спиридон Тримифунтский, затруднившись с объяснением единосущности Лиц Пресвятой Троицы, сжал в руке кирпич – из кирпича вышел огонь и потекла вода, а глина осталась в руке святого; так единство трех стихий оказалось явлено воочию. «Так и Пресвятая Троица», — молвил святой Спиридон. Некоторые считают, что именно этот аргумент и оказался решающим.
Ольга Платонова